Царь-миротворец Александр III
Тяжёлое бремя царской власти
Под сенью царственной нам дар от Неба новый
И вестник милости Правителя миров,
Ты ныне церковью усыновлён Христовой,
К надежде, к радости Отечества сынов.
О, сын наследника полсветныя державы,
Младенец Александр, как много пред тобой,
Светил родных лучами славы
Осиявают путь земной!
Да будет же твой век России благодатен!
Как родом, так душой будь Николаю внук!
Да будешь ты земле и небесам приятен
И брату-первенцу — всегда по сердцу друг!
Как Невский Александр — будь Князь благочестивый,
Как новый Александр, герой позднейших лет,
Будь Александр Миролюбивый!
Смиреньем будь велик — любя небесный свет!
Благословенному достойно соименный,
Ещё величия России ты прибавь,
И имя Русское во всех концах вселенной
Своею жизнию прославь!
Действительно, надо было быть провидцем, чтобы предположить из 1845 года, что младенец войдёт в историю под именем Миротворца и что годы его правления ознаменуются обращением к русскому стилю («имя Русское») в большом и малом. По сравнению со старшим братом Николаем в Александре было всё приземлённей: крепкий, широкоплечий, с округлым и простоватым лицом, большими, чуть оттопыренными губами, взглядом как будто всегда чуть исподлобья, придававшим ему нелюдимый вид (Илл. 1). Надо было очень хорошо знать мальчика , чтобы увидеть его истинные качества. Наставник царских сыновей Н. П. Грот вспоминал, что, прощаясь перед каникулами 1855 года, Александр в знак благодарности, наверное, по совету родителей, подарил ему икону св. Сергия, «зарделся, смутился и потупил свои добрые глаза»2.
Видимо, самым трудным для Александра Александровича было избавиться от взгляда исподлобья. Осведомлённый корреспондент английской газеты «Дейли телеграф» Э. Диллон так описывал юного великого князя: «Массивное телосложение, медленные движения, огромная сила, походка боком, закинутая назад голова и бычачье потряхивание ею, взгляд исподлобья — все это вызвало ласкательную кличку «бычок», с которой обращался к нему отец…»3 И, действительно, на всех своих детских и юношеских изображениях Александр выглядит сумрачным, набычившимся.
Если рассуждать о том, каким его увидела Россия, то, наверное, самым правильным словом будет слово «естественный». Он ничего из себя не изображал, не напускал на себя никаких чужих образов. Юноша с едва пробившимися усиками, выглядящий как любой студент его возраста (Илл. 2), затем — молодой муж. Примечательно, что гравюры и литографии делались с фотографий, что вроде бы обеспечивает их объективность.
В 1866 году, в первый год семейной жизни, цесаревича с супругой Марией Фёдоровной запечатлел фотограф Сергей Левицкий (Илл. 3). При высоком росте (193 сантиметра) 21-летний наследник был грузен и несколько мешковат. Усадив его на стул, развернув фигуру и голову почти в профиль, фотограф успешно скрыл эти недостатки (как он привык делать, работая над снимками Александра II). В этом ракурсе лоб цесаревича казался выше, полнота удачно скрадывалась. Однако Александр Александрович не оценил этих ухищрений: он предпочитал впоследствии фотографироваться и портретироваться фронтально — доставляя художникам немало проблем. Одной из попыток создать художественный портрет наследника была работа Ивана Крамского. Живопись продвигалась медленно, заняла почти год, поскольку цесаревич отводил весьма короткое время для сеансов, но в целом была завершена в августе 1875 года. К этому времени в наследнике появились и властность, и сила. Но главное — обозначилась некая величественность, которую впоследствии будут отмечать многие современники.
На портрете Александр Александрович был изображён в рост, в мундире с Андреевской лентой через плечо, на фоне своего кабинета (Илл. 4). Фигура хозяина как бы перекликалась с массивным креслом, мощными ножками просторного рабочего стола, тяжёлыми занавесями на окнах, крупными вазами на шкафу. Они рифмовались с его образом, дополняли, но не затмевали его мощь и стать. Видно было, что цесаревич — хозяин всего этого пространства, а потом станет хозяином и всей страны.
Такие портреты, как офорт Крамского, безусловно, были ориентированы на состоятельную и разбирающуюся в искусстве публику. А для широких масс предназначались гравюры на стали и гравюры на дереве. Заполонившие художественный рынок, они не претендовали на то, чтобы считаться высоким искусством, они просто доводили до каждого дома и до каждого учреждения по всей необъятной России, как выглядит наследник престола, а затем и император.
На портрете Крамского видно, что в дополнение к усам цесаревич отпустил бакенбарды — явно следуя примеру отца, на которого он так мало был похож. Таким он предстает и на других портретах второй половины 1870-х годов, например, на отличной литографии К. И. Шульца с фотографии К. И. Бергамаско (Илл. 5). Литографу особенно удалось выражение светлых, но тёплых глаз наследника, так резко отличавшихся по выражению от холодных глаз его деда и невыразительных, водянистых, чуть навыкате глаз отца.
Вскоре цесаревич обзавёлся бородой, которую во время Русско-турецкой войны 1877-1878 годов Александр II официально разрешил носить офицерам. Борода соответствовала его внутреннему состоянию и вскоре стала приметой нового царствования. Как водится, глядя на императора, многие сановники тоже начали отпускать на лице растительность.
Эта мелкая деталь на самом деле говорила о многом. Во-первых, у русского царя не было бороды со времён Алексея Михайловича, то есть на протяжении всего XVIII и трёх четвертей XIX века. Все помнили, что сын Алексея Михайловича Пётр I отличался завидным постоянством в искоренении бород — видя в них черту затхлого, домостроевского прошлого и вызов его европейским новациям. Эта борьба породила, в свою очередь, широкий народный отклик в виде стихов, лубков, сатирических сказок. И вот представитель династии Романовых, в котором с трудом можно было бы сыскать каплю русской крови (1/64 часть), возвратился к этой исконной части национального облика, и не к какому-нибудь клинышку, а к настоящей, окладистой русской бороде. Недаром говорилось: «Борода в честь, а усы и у кошки есть» (Илл. 6). Свою «русскость» Александр III стремился подчеркнуть при каждом удобном случае, причём было ясно, что это не прихоть, а сложившаяся идея.
Лакмусовой бумажкой этой «русскости» можно считать отношение к Москве. Как вспоминал граф С. Д. Шереметев, Александр III «любил Москву, как не любил её никто из царей XIX века!.. Император Александр II был совершенно чужд Москвы, Он даже не любил, когда ему напоминали, что он в ней родился, и никогда не чувствовал себя в ней дома. Он, конечно, скорее дома был в каком-нибудь Эмсе и вообще в Пруссии»4. Николай I старался привить сыну русские черты, но, по словам того же Шереметева, «расчёт императора Николая не удался, хотя он и понимал значение Москвы лучше, чем царь «Освободитель», но всё же не мог отделаться от иноземного влияния и оттенка. Вот этот-то оттенок совершенно отсутствовал в Александре III, и в этом заслуга его матери»5.
То, что в юном великом князе казалось недостатками, в облике императора стало выглядеть большими достоинствами. Простое округлое лицо без следов утончённости — зато похож и на крестьянина, и на купца, и на офицера в чине от капитана до полковника. Огромная сила вместо светского изящества — зато свой, понятный. Именно эта силища породила массу полуисторических анекдотов. Был популярен рассказ о том, что, увидев императора не перроне прогуливающимся в ожидании поезда, некий крестьянин простодушно воскликнул: «Вот это царь так царь, чёрт меня подери!»6
Может быть, из таких впечатлений и родилась легенда, связанная со знаменитыми «Богатырями» Виктора Васнецова. Доподлинно известно, что наброски для фигуры Ильи Муромца Васнецов делал с ломового возчика, владимирского крестьянина Ивана Петрова. «Однако после появления картины на выставке в Петербурге заговорили о том, что в образе главного богатыря России художник запечатлел Александра III»7. И ладно бы этим мифотворчеством занимался тёмный народ, нет, идею подхватил и такой хорошо знавший императора человек, как генерал Н. А. Епанчин: «По внешности некрасивый, мешковатый — ни в мать, ни в отца, не изящного, но, можно сказать, богатырского сложения, недаром В. М. Васнецов изобразил его в картине «Русские богатыри»8.
Но была и ещё одна ипостась, которая импонировала людям в Александре III — хозяин (Илл. 7). С. Ю. Витте называл его «образцовым начальником, образцовым хозяином»: «Он каждую копейку русского народа, русского государства берёг, как самый лучший хозяин не мог бы её беречь»9. За этим утверждением скрывалось многое: скромность в быту, простота вкусов и привычек, умение быть экономным. В этом не было никакой демонстративности: просто так ему было удобнее, привычнее: «У него были только необходимые мундиры и сюртуки, и терпеть не мог мундирных коллекций, которыми наслаждался Александр II. Носил он преимущественно одно и то же и занашивал платье, дома ходил в тужурке»10.
И это при том, что Александр III мог, при всей своей простоте, производить впечатление незабываемое (Илл. 8). Впервые увидев его 5 июня 1889 года, Александр Бенуа был поражён, насколько превосходил император свои же собственные изображения, которые мальчик видел в гимназии: «…Самое лицо поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд светлых (серых? голубых?) глаз. Этот холодный, стальной взгляд, в котором было что-то грозное и тревожное, производил впечатление удара. Царский взгляд!»11
Взгляд государственного мужа, несущего «чудовищное бремя» власти, также сохранился в портретах. Современников, особенно европейцев, немало поразил союз, заключенный в 1891 году самодержавной Россией и республиканской Францией. Память о заключении русско-французского союза запечатлела фототипия с портретами Александра III и президента Франции Сади Карно (Илл. 9). А. А. Игнатьев вспоминал: «Жившая воспоминаниями о разгроме её немцами в 1870 году, Франция 80-х годов видела в России свою спасительницу. Вот почему приём русской эскадры адмирала Авелана в Тулоне, первый приезд Александра III во Францию, грандиозный, ставший историческим, парад в его честь — все эти события медового месяца франко-русской дружбы врезались в памяти целых поколений, и воспоминания о них дожили до моих дней. Французский генералитет рассказывал мне об этом, захлёбываясь от восторга»12.
Великий князь Александр Михайлович считал, что русский царь охотнее всего «предпочёл бы самолично быть русским министром иностранных дел» и что при нём после «вековых ошибок Россия нашла свою ярко выраженную национальную политику по отношению к иностранным державам»13. Но в самодержавном государстве император должен был быть и военным министром, и министром народного просвещения, и финансов и вообще всего. Страшная усталость и болезни подрывали силы богатыря, точили его изнутри…
После наполненного трудами дня сельский хозяин (Илл. 10) любит посидеть на завалинке, покурить, побеседовать с соседями и домочадцами или предаться мечтаниям. Таким перед нами предстаёт Александр III на одной из гравюр. Он просто сидит, отдыхает, только вместо деревенской завалинки у него палуба любимой яхты «Полярная звезда». А в остальном — понятный, уютный, семейный человек с добрыми и усталыми глазами. Совсем скоро его не станет…
1. Александр III ребёнком со своими братьями (стоит второй слева). Гравюра на дереве А. И. Зубчанинова 1895 г. с фотографии С. Л. Левицкого 1850-х гг.
3. Гравюра на дереве А. И. Зубчанинова 1895 г. с фотографии С. Л. Левицкого около 1866 г.
4. Офорт И. Н. Крамского 1876 г. с собственного оригинала 1875 г.
5. Литография К. И. Шульца первой половины 1870-х гг. с фотографии К. И. Бергамаско.
6. Цесаревич Александр Александрович с августейшим семейством. Гравюра на дереве И. Матюшина 1880 г. с рисунка К. Брожа по фотографии С. Л. Левицкого.
7. Фотогравюра 1880-х гг. с фотографии С. Л. Левицкого.
8. Фотогравюра второй половины 1880-х гг.
9. Александр III и президент Франции Сади Карно. Фототипия 1891 г.
10. Александр III на палубе яхты «Полярная звезда». Гравюра на дереве В. Зейпеля 1895 г. с фотографии В. А. Шереметева 1892 г.
Примечания
1. Цит. по: Татищев С. С. Детство и юность Великого Князя Александра Александровича. М. 2002. С. 35.
2. Цит. по: Там же. С. 93.
3. Диллон Э. Александр III // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб. 2001. С. 263.
4. Шереметев С.Д. Мемуары // Там же. С. 324.
5. Там же.
6. http://www.abhoc.com/arc_an/2013_03/682.
7. Синдаловский Н. Династия Романовых в зеркале городского фольклора.
М.; СПб. 2007. С. 186.
8. Епанчин Н. А. На службе трёх императоров // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 184.
9. Витте С. Ю. Воспоминания.// Там же. С. 285.
10. Шереметев С. Д. Мемуары. С. 330.
11. Бенуа А.Н. Мои воспоминания // Там же. С. 227.
12. Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. Кн. 3. М. 1986. С. 390.
13. Великий Князь Александр Михайлович. Воспоминания. М. 2001. С. 64.