Николай II и Православная Церковь
Моральная трагедия, обусловленная неспособностью русского образованного общества уразуметь духовную красоту и нравственную высоту своего Царя, особенно сильно была выражена еп. Иоанном Шанхайским в слове, сказанном им перед богослужением об упокоении душ Царской семьи. Не менее сильно истолкован был Владыкой в этом слове страшный грех цареубийства.
Российская либеральная общественность оказалась “в расхождении с царем” потому, что сама была в полном расхождении с народом и его идеалами. Она утратила не только святость православия, но и религиозное начало вообще, которыми жил народ. Она утратила и исторический путь своей Родины, но без конца фантазировала об “исторических народных нуждах…” Народ инстинктивно понимал грубейшие ошибки “передовой общественности.” Царь был всецело на стороне народа и с народом. Будучи глубоко верующим христианином, он чуял ход исторической православной России, ее самобытность и дух и постоянно, без рекламы и шума, споров с Думой, улучшал народную жизнь. Царь любил крестьян чистой отеческой любовью. Император Николай Александрович постоянно раздавал нуждавшимся крупные суммы из кассы Кабинета его величества, вплоть до полного истощения казны.
Император Николай II, будучи православным христианином, весьма близко принимал к сердцу заботы и нужды Церкви. Самое главное, Государь понимал необходимость восстановления симфонии властей.
«Николай II, — считает митрополит Иоанн (Сычев),— как никто другой из его венценосных предшественников, понимал жизненную необходимость восстановления соборного единства русской жизни. Хорошо зная историю, он прекрасно понимал, что ни дворянство, ни чиновничество, ни органы земского управления не могут стать опорой Царю в стремлении «смирить всех в любовь «Сперва должны быть залечены те глубокие духовные раны, которые мешают восстановить былое мировоззренческое единство народа, единство его нравственных и религиозных идеалов, его национального самосознания и чувства долга. Единственной силой, способной на это, была Православная Церковь. И Государь совершенно правильно решил, что сперва должны быть восстановлены соборные начала в церковной жизни, а затем уж, опираясь на ее мощную духовную поддержку — и в общественно-государственной области».[1]
Чтобы еще отчетливее представить себе свойственную Государю нравственную серьезность, коренящуюся в высокой дисциплине его духа, приведу показание о Государе другого человека, тоже заслуживающего доверия, министра Сазонова:
«Глядя на него на церковных службах, во время которых он никогда не поворачивал головы, я не мог отделаться от мысли, что так молятся, изверившиеся в людской помощи и мало надеющиеся на собственные силы, а жаждущие указаний и помощи только свыше…”
Государь, как человек церковно-верующий, сознавал себя Помазанником и Царем в том высоком и ответственном понимании этих обозначений, которые присущи учению Церкви. Образованное общество, иногда и правое, было занято выяснением проблемы “абсолютизма” и “конституционных” ограничений этого абсолютизма. Этим исчерпывалось его уразумение отношения подданных к Царю.
Доподлинно известно, что он всегда начинал и заканчивал свой день молитвою. В великие церковные празднества он всегда приобщался, причем смешивался с народом, приступавшим к великому таинству, как это было при открытии мощей преп. Серафима. Он был образцом целомудрия и главой образцовой православной семьи, воспитывал своих детей в готовности служить русскому народу и строго подготовлял их к предстоящему труду и подвигу.
Он был глубоко внимателен к нуждам своих подданных и хотел ярко и близко представить себе их труд и служение. Всем известен случай, когда он прошел один несколько верст в полном солдатском снаряжении, чтобы ближе понять условия солдатской службы. Он ходил тогда совсем один, и тем ясно опровергаются клеветники, говорящие, что он боялся за свою жизнь… Говорят, что он был доверчив. Но великий отец Церкви св. Григорий Богослов говорил, что чем чище сердце, тем оно доверчивее.
Царствование Николая II хорошо подтверждает это мнение митрополита Иоанна. В начале XX века в Русской Православной Церкви было: более более 100 епископов, свыше 50 тыс. приходских храмов, около 100 тыс. белого духовенства, включая священников и диаконов, 1000 монастырей, 50 тыс. монашествующих.[2]
На свою совесть брал иногда Царь решения в вопросах церковных, и тут не считая себя формально связанным решением Св. Синода. Осведомленный Жевахов говорит, что Царь всего лишь 3 раза проявлял свою самодержавную власть в отношении Синода. Первый — это было в деле прославления св. Иосафа Белгородского, в 1910 году. С нетерпением ожидая назначения торжества прославления, Царь не счёл себя, однако, вправе торопить Синод. Но когда Синод счел необходимым отложить это торжество, то Царь, не согласившись с доводами обер-прокурора и Синода, сам назначил срок его. Второй раз его воля была проявлена в деле прославления св. Иоанна, митрополита Тобольского. Наконец, третий случай связан с назначением митр. Питирима на петербургскую кафедру и с перемещением митр. Владимира в Киев…Гурко приводит случай об отмене Государем предписания Синода о перемещении иеромонаха Илиодора, что произвело тягостное впечатление на митр. Антония. Эти два последних случая, касающиеся личностей, как всегда, в таких вопросах могут вызывать различные мнения и противоречивые оценки.
Уже в самом начале Царствования Императора Николая II начался процесс исцеления «глубоких духовных ран». По личному почину Царя был канонизирован преподобный Серафим Саровский. Его канонизация стала началом прославления множества русских святых. Среди них — святитель Иоасаф Белгородский, святая благоверная княгиня Анна Кашинская, священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, святитель Иоанн Тобольский, преподобная Ефросиния Полоцкая. За время Царствования Николая II было прославлено больше святых, чем за все предыдущие Царствования. Одновременно строилось много церквей и монастырей. Количество церквей, например, увеличилось на 10 тысяч, составив к 1917 году 57 тысяч, а количество монастырей более чем на 250 (к 1917 году их было 1025).[3]
Что касается роли Царя в деле прославления святых, то надо признать, что в духовном плане, он шел впереди Синода, находившегося под влиянием своего века, с его равнодушием и скептицизмом в делах веры. В частности, отсрочку канонизации митр. Иоанна Синод мотивировал политическими соображениями, — в них уже во всяком случае Царь мог себя считать более компетентным, чем Синод! Значение личности Царя в деле канонизации святых при его царствовании, митр. Антоний Храповицкий характеризовал в 1930 г.:
«Царствование Императора Николая 2-го ознаменовалось открытием в России мощей святых угодников и их прославлением. Насколько в России это дело в последнее время было трудным, видно из того, что после открытия мощей св. Тихона Задонского в 1861г., сопровождавшегося народным энтузиазмом и многими чудесами, по России распространился слух, будто бы Император Александр 2-ой выразился в таком смысле, что это будет последний святой в России. Я не верю, чтобы Государь мог сказать такую фразу, но самый факт распространения такого слуха достаточно характеризует тогдашние общественные настроения. В царствование Государя Николая 2-го были открыты мощи св. Феодосия Черниговского (1896 г.), преп. Серафима Саровского (1903 г.), св. Иосафа Белгородского (1911 г.), Иоанна Тобольского, Анны Кашинской, Питирима Тамбовского. Я помню, как в одном из заседаний Св. Синода один из иерархов заметил, что нельзя же до бесконечности продолжать прославление святых. Взоры присутствующих обратились на меня, и я ответил: “Если мы верим в Бога, то мы должны быть рады прославлению св. угодников”. Из этого видно, заканчивает Владыка, насколько велико было благочестие Государя, который почти первый решился на это дело.”
Царь и его Семья были примером благочестия и глубокой веры. Государь и Государыня жертвовали личные средства, на строительства храмов, ежедневно посещали церковную службу, соблюдали посты, регулярно приобщались Святых Христовых Тайн, благоговейно поклонялись святыням — святым мощам и чудотворным иконам. Николай II помогал духовно-просветительской миссионерской деятельности среди татар Казанской епархии, где первые десять учеников содержались на его средства; Православной Миссии в Японии; на царские деньги содержалось Палестинское Православное общество; строились храмы на Святой Земле.
Царь поступал таким образом не в силу политического расчета, а следуя глубоким религиозным убеждениям. Каким проникновенным смыслом наполнены слова его резолюций о канонизации святых! Так, Государь писал о преподобной Анне Кашинской: «В течение всей своей жизни она была образцом христианской супруги и матери, отличалась христианской любовью к бедным и несчастным, проявляя искреннее благочестие, мужественно перенося всевозможные испытания».[4]
О прославлении святителя Иоанна Тобольского: «Приемлю предложения Святейшего Синода с умилением и с тем большим чувством радости, что верю в предстательство Святителя Иоанна Тобольского в эту годину испытаний за Русь Православную».[5]
Прославление святого Серафима Саровского в июле 1903 года явилось последним ярким примером единения Царя, Церкви и Народа. «По всей губернии, — вспоминал генерал А.А. Мосолов, — и особенно начиная от границы губернии, на десятки верст тянулись огромные вереницы народа. Говорили, что помимо окрестных жителей со всех концов России в Саров прибыло около 150 000 человек. Прибытие в Саров было удивительно торжественно. Колокольный звон, множество духовенства, толпы народа около Государя. Вечерня. На другой день самый чин прославления тянулся четыре с половиной часа. Удивительно, что никто не жаловался на усталость, даже Императрица почти всю службу простояла, лишь изредка присаживалась. Обносили раку с мощами уже канонизированного Серафима три раза вокруг церкви. Государь не сменялся, остальные несли по очереди. <…>
В день нашего отъезда Их Величества посетили скит святого и находящуюся близ него купальню. <…> Губернатор В. Ф. фон дер Лауниц получил указание от Государя не мешать народу находиться на царском пути. Организовать это было трудно, и были вызваны войска. Солдаты держали друг друга за руки, чтобы оставить свободный проход для Государя и духовной процессии. В купальне был отслужен молебен, после которого Государь со свитой, но без духовенства, отправился обратно в монастырь, из которого был устроен дощатый спуск, местами на довольно высоких козлах. Губернатор высказал опасения, что толпа, желающая ближе видеть Царя, прорвет тонкую цепь солдат и наводнит шоссе. В это время Государь, не предупредив никого, свернул резко направо, прошел цепь солдат и направился на гору. Очевидно, он хотел вернуться по дощатой дорожке и дать, таким образом, большому количеству народа видеть его вблизи.
Его Величество двигался медленно, повторяя толпе: «Посторонитесь, братцы». Государя пропускали вперед, но толпа медленно сгущалась за ним, только Лауниц и я удержались за Царем. Пришлось идти все медленнее, всем хотелось видеть, и, если можно, то и коснуться своего Монарха. <…> Все больше теснили нашу малую группу в три человека, и наконец, мы совсем остановились. Мужики начали кричать: «Не напрягайте», и мы опять подвинулись вперед на несколько шагов. <…> В это время толпа навалилась спереди, и он невольно сел на наши с Лауницем скрещенные руки. Мы подняли его на плечи. Народ увидел Царя, и раздалось громовое «ура!»»[6] .
При отъезде из Сарова к Императору с трогательной речью обратился епископ Иннокентий: «Благочестивейший Государь! Русский народ, собравшийся на великое торжество милости Божией, явленное в Саровской обители, пережил знаменательные дни тесного общения с Тобою: Православный Царь был на богомолье вместе со Своим народом в святой обители. И народ видел, как пешим его Царь-батюшка посещал святые места Сарова, как нес Он на Своих плечах святые мощи новоявленного Саровского Чудотворца; народ видел, как с ним вместе, на коленях и со слезами, молились угоднику Божию Царь и Царица. <…> Вместе с Саровской пустынью глубокий земной поклон делает своему Царю и вся земля Русская».[7]
Тогда же, во время Саровских торжеств, Николаю II передали письмо преподобного Серафима, которое он написал незадолго до своей кончины и просил верующую женщину, Е.И. Мотовилову, передать его тому Царю, который приедет в Саров «особо обо мне молиться». Что было написано в письме, осталось тайной. Только можно предполагать, что святой прозорливец ясно видел все грядущее, а потому предохранял от какой-либо ошибки и предупреждал о грядущих событиях, укрепляя в вере, что все это совершается не случайно, а по предопределению Предвечного Небесного Совета, дабы в трудные минуты испытаний Государь не пал духом и донес свой тяжелый мученический крест до конца».[8]
Н.Л. Чичагова писала, что когда «Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка Серафим святой, но может ошибаться, но Государь плакал безутешно».[9]
Саровские события оказали огромное влияние на Николая II. Самым главным их последствием стало осознание Царем переживаемой эпохи, как преддверия грядущего Апокалипсиса. Николай II ясно осознал, что отдалить Апокалипсис можно не человеческими усилиями, а, в первую очередь, духовным перерождением общества, возвращением его к христианскому мировоззрению и образу жизни. В связи с этим Царь еще больше укрепился в Православии, еще больше стал придавать значение Православной Церкви, еще больше уделять внимание ее проблемам.
Между тем, несмотря на всеобщий духовный подъем в дни Саровских торжеств, Николай II не нашел синодальной поддержки в осознании необходимости прославления преподобного Серафима. Святейший Синод даже накануне канонизации пребывал в сомнении в ее целесообразности. Понадобилась личная резолюция Государя: «Немедленно прославить!», чтобы прославление состоялось. То же самое касается и прославления святителя Иоасафа Белгородского. Синод хотел отложить его прославление, но Николай II сам назначил этот срок. Волею Государя был прославлен и Иоанн Тобольский. «Нужно признать, — пишет современный исследователь, — что Царь в деле прославления святых шел впереди Синода».[10] В этом также проявлялось осознание Царем надвигающегося Апокалипсиса. Прославление праведников, по убеждению Царя, должно было спасти Россию будущего.
Большинство современников этого не понимало, считая набожность Царя и его благоговейное отношение к святыням проявлением ретроградства и ханжества. Каким контрастом по сравнению с глубоко православным взглядом на современные события Николая II звучат высказывания многих образованных современников тех лет! Приведем одно из них. Высказывание Великого Князя Александра. Михайловича наиболее ярко выявляет огромную пропасть, разделяющую Царя и образованное общество.
В 1905 году, во время начавшейся войны с Японией, Великий Князь писал: «Уходящие полки благословлялись иконой св. Серафима Саровского, которого недавно канонизировал Синод. Незнакомые черты его лица очень угнетающе действовали на солдат. Уж если нужно было вовлекать Бога и святых в преступную дальневосточную бойню, то Ники и его епископы не должны были отказываться от верного и привычного Николая-Угодника, который был с Российской Империей все триста лет сражений. К концу русско-японской войны я чувствовал прямо-таки отвращение к самому имени Серафима Саровского. Хоть он и вел праведную жизнь, но в деле вдохновения русских солдат он потерпел полную неудачу».[11]
Главным в этих словах Александра Михайловича является его глубокая неприязнь к святому Серафиму Саровскому. Причины этой неприязни непонятны, так как объяснения, которые дает Великий Князь, абсолютно неубедительны. Во-первых, из множества фотографий и свидетельств времен русско-японской войны вовсе не следует, что Государь благословлял войска иконой преподобного Серафима. Царь осенял солдат иконой Спасителя. Во-вторых, совершенно непонятно, откуда Александр Михайлович знал, что Серафим Саровский «угнетающе действует на солдат»? Думается, что все эти домыслы Великого Князя отражают его неприятие самой канонизации святого Серафима Саровского, непонимание церковной политики Царя.
Духовный кризис русского общества начала XX века коснулся и Церкви. Некоторые иерархи все больше начинали вмешиваться в мирские вопросы, стремились освободиться от опеки государства и неминуемо оказывались вовлеченными в политику. В рядах духовенства стали появляться свои реформаторы, либералы и даже революционеры (Гапон — яркий тому пример). Духовные академии и семинарии все больше выпускают из своих стен не священнослужителей, а революционеров. Причина этого заключалась не только в «испорченности» молодых слушателей, но зачастую в неумении или нежелании руководителей духовных школ бороться за души будущих священников.
Стремление некоторой части духовенства идти в ногу со временем, частичная политизация его, приводили, наоборот, к потере авторитета и оскудению доверия к священству. Митрополит Вениамин (Федченков) считал, что многие православные иереи и иерархи в начале XX века переставали быть «соленой солью» и не могли «осолить» других. Не отрицая поразительные примеры среди духовенства, митрополит Вениамин с сожалением констатировал, что «большей частью мы становились «требоисполнителями «, а не горящими светильниками».[12]
Эти слова митрополита полностью совпадают с мнением Императрицы Александры Феодоровны, которая в беседе с князем Жеваховым сказала: «Расстояние между пастырями и паствой, о котором вы говорите, причиняет мне такую боль. Духовенство не только не понимает церковно-государственных задач, но не понимает даже веры народной, не знает народных нужд и потребностей. Особенно архиереи. Я многих знаю; но все они какие-то странные, очень мало образованы, с большим честолюбием. Это какие-то духовные сановники; но служители Церкви не могут и не должны быть сановниками. Народ идет не за сановниками, а за праведниками. Они совершенно не умеют привязать к себе ни интеллигенцию, ни простой народ. Их влияние ни в чем не сказывается, а между тем, русский народ так восприимчив. Яне могу видеть в этом наследие исторических причин. Раньше Церковь не была во вражде с государством; раньше иерархи помогали государству, были гораздо ближе к народу, чем теперь»?[13]
К началу революции 1905 года Церковь, как и все общество, была подвержена сомнениям и колебаниям. В ней назревали негативные тенденции, которые в полной мере проявились во время революции.
В том-то и была беда, стыд и мрак, которые видны в процессе раскрытия русской исторической загадки, что начало гражданской свободы не уживалось в русском быту с прежним церковнославянским и верноподданическим сознанием. Русская трагедия в том-то и была, что гражданский расцвет покупался ценой отхода русского человека от Царя и от Церкви. Свободная Великая Россия не хотела оставаться Святой Русью! Разумная свобода превращалась и в мозгу и в душе русского человека в высвобождение от духовной дисциплины, в охлаждение к Церкви, в неуважение к Царю…
Иное раскрывалось глазу внутреннему, способному зреть “духовное”. В этой мистической перспективе прогресс социально-политический был чем-то вторичным, поверхностным. Все успехи, в этом направлении достигнутые в царствование Императора Николая II, были последними всплесками громадной, но упадающей духовной волны. Эта волна в свое время подняла из ничего русскую землю и дала ей неслыханное величие и славу, а теперь растекалась исчезающей пеной. И это-то духовное опустошение России чувствовал и непосредственно осязал своим духовным чутьем Государь. Он сам весь, всецело, был сыном духовной России. В ней были и все его интересы. А эти интересы уже стали чуждыми, непонятными или мало понятными даже его ближайшим помощникам. Для Государя, например, вопрос канонизации св. Иоанна Тобольского был событием исключительной важности, а для умного, честного и правого Гурко, главного работника столыпинской реформы, — это была мелочь, где проявлялось лишь мелочное своеволие Царя. По мнению Гурко, это было произвольное решение, вызвавшее справедливое негодование как среди общественности, так и у иерархов Церкви.
Да, Царь был уже несовременен России. Царь, действительно, был одного духа с царем Федором Иоанновичем, которого, кстати сказать, ближайшие потомки готовы были ублажать как святого. Государь Николай II был блестящим профессионалом царского ремесла, достойным преемником своих великих предков и верным продолжателем их традиций. Но смыслом его жизни была не “профессия” высшего государственного управления, а нечто большее и высшее: принадлежность его к Церкви и сознание тех обязанностей, которые отсюда вытекали. Это и было то, что роднило его с последним Рюриковичем.
Это живое чувство всецелой принадлежности к Церкви должно было делать для него “профессию” царя иногда тягостной, в условиях отхода общества от Церкви. Как легко отказался бы он от нее! Кажется, иногда он и мечтал об этом. Но это же чувство принадлежности к Церкви исключало для него возможность не только дезертирства, но даже простой неверности своему высокому сану. Царь не просто умно и талантливо выполнял обязанности Царя, он нес “послушание” своего звания. Тем труднее было это послушание, чем яснее он видел руки, тянущиеся к его венцу, и чем больше обнаруживалась неспособность русского общества одуматься, отстать от лихорадки гражданского самомнения, которая его охватила и делала безразличным в вопросе охраны царского венца от этих кощунственных рук.
Основной чертой характера Императора Николая II, служившей источником Его духовной и волевой силы, была Его религиозная сущность, нашедшая яркое выражение в следующих двух актах.
Первый из них был дан Государем 12 января 1909 г. по случаю кончины приснопамятного прот. о. Иоанна Кронштадтского, который еще при жизни признавался святым не только всем русским церковным народом, но и заграницей (Св. праведный о. Иоанн Кронштадтский Чудотворец был канонизирован Русской Православной Церковью Заграницей в 1964 году).
«Неисповедимому Промыслу Божию было угодно, чтобы угас великий светильник Церкви Христовой и молитвенник Земли Русской, всенародно чтимый пастырь и праведник о. Иоанн Кронштадтский. Всем сердцем разделяя великую скорбь народную о кончине любвеобильного пастыря и благотворителя, Мы с особым чувством обновляем в памяти Нашей скорбные дни предсмертного недуга в Бозе почившего Родителя Нашего, Императора Александра III, когда угасающий Царь пожелал молитв любимого народом молитвенника за Царя и Отечество. Ныне вместе с народом Нашим, утратив возлюбленного молитвенника Нашего, Мы проникаемся желанием дать достойное выражение сей совместной скорби Нашей с народом молитвенным поминовением почившего, ежегодно ознаменовывая им день кончины отца Иоанна, а в нынешнем году приурочив оное к сороковому дню оплакиваемого события. Будучи и по собственному духовному влечению Нашему и по силе Основных Законов первым блюстителем в Отечестве Нашем интересов и нужд Церкви Христовой, Мы со всеми верными и любящими Сынами ее ожидаем, что Св. Синод, став во главе сего начинания, внесет свет утешения в горе народное и зародит на вечные времена живой источник вдохновения будущих служителей и предстоятелей Алтаря Христова на святые подвиги пастырского делания».
Собор св.Николая Чудотворца в Кронштадте
Прот. о. Иоанн Кронштадтский не только присутствовал при кончине Императора Александра III, но, по желанию Государя Николая Александровича, он также сослужил при Его бракосочетании в церкви Зимнего Дворца 14 ноября 1894 г. и при коронации в Успенском соборе 14 мая 1896 года.
В втором рескрипте, данном по случаю столетней годовщины Отечественной войны, Государь писал: «Сто лет назад, когда первопрестольная столица, а с нею и вся Святая Русь, переживала тяжкую годину нашествия двадесяти язык, православное духовенство, перенося вместе со всем русским народом лишения и невзгоды, оказало Отечеству великую заслугу. Будя в сердцах народа и доблестного воинства пламенную веру в Бога, беззаветную преданность своему Царю и любовь к Церкви и Родине, врагами униженным и поруганным, духовенство, среди ужасов смерти, пожаров и разорения, поддерживало мужество и крепкое стояние за Святую Русь возгреванием надежды на скорое заступление и помощь Божию. Вечно памятными останутся слова, вдохновенно сказанные Преосвященным Августином при встрече в Москве блаженной памяти Императора Александра Благословенного: «С нами Бог! Разумейте, языки, и покоряйтесь, яко с нами Бог! Господь сил с Тобою, Царь!»
БОРОДИНСКИЕ ТОРЖЕСТВА С ПРИСУТСТВИЕМ АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ
При Николае II были канонизированы: